Лев Фадеевич Лисс — один из культовых преподавателей Новосибирского государственного университета, скончался 30 апреля на 91-м году жизни.
Прилагаем интереснейшее интервью со знаменитым историком, харизматичным и эрудированным Львом Фадевичем с сайта «НГУ в лицах». Нам кажется, что таким он и запомнился студентам — «От строителя до борца с империализмом», тем, кто создал стенгазету «Университетскую жизнь».
В детстве он мечтал стать строителем, а потом — педагогом. Любимое место в городке – улица Золотодолинская. Любимый автор – Татьяна Устинова с ее обычным криминальным детективом.
– Почему после окончания МГУ вы не остались в Москве?
– Не остался, потому что меня бы никто не оставил там. По национальности я – еврей. А в это время Иосиф Виссарионович развернул «свою последнюю предсмертную кампанию». Поэтому мне аспирантура не светила. На американистику, которой я занимался в университете, отправили девочек, писавших дипломы по Англии. А из группы американистов-магистрантов никого не взяли. Я не подходил по национальному признаку. Да и не особенно стремился. Вообще, много всяких сложностей возникало: я был женат к этому времени, а жена работала в деревне под Новосибирском, так что я вернулся в Сибирь.
– Чем вы занимались, вернувшись на родину?
– Я последовательно шел от строителя к педагогу, а потом — к борцу с империализмом, к революционной деятельности. Почему хотел стать строителем, не знаю. Но зато осуществилась моя вторая мечта. Четыре года я отработал преподавателем истории в Бердском педагогическом училище, затем его ликвидировали. Меня отправили в 121 школу, на Шлюз. Там я работал сначала завучем. А когда через полгода «сняли» директора, занял его должность. Правда, все это мне особой радости не приносило.
– Почему не приносило, ведь исполнилась ваша детская мечта?
– Нервы всегда были слабые. Я частенько отсиживался дома, и меня пичкали какими-нибудь снадобьями. Был, в общем, маменькин сынок. Ну и таким же стал юношей и взрослым. А в период преподавания нажил себе сильные головные боли и с большим трудом (с помощью врачебной справки) уволился. И с таким же трудом устроился на работу в НГУ.
– С какими сложностями вы столкнулись, когда пытались устроиться в университет на работу?
– Сначала меня не отпускало школьное начальство, а потом уже – народное образование. Когда пытался устроиться в вуз, меня просто почему-то не брали. Вероятнее всего, по той же национальности. В итоге, через райкомпартии был принят на работу. Начал в качестве лаборанта общественных наук в 1960 году. Все было однообразно, но в канун октябрьской революции выпустили стенную газету и впоследствии я стал редактором первого номера «Университетской жизни».
– Как выглядела газета до вашего участия?
– Выглядела она так: в одной колонке была передовичка, переписанная из отрывного календаря, в другой — патриотическое стихотворение, посвященное годовщине октябрьской революции, а как выглядела третья, не помню. И когда у нас было очередное партийное собрание, я, по молодости и по глупости житейской, выступил с очень резкой критикой и сказал, что такие газеты обычно делают в плохих школах. После этого заведующий кафедры предложил мне взять руководство на себя. И я повесил объявление: «Студенты, желающие участвовать в выпуске стенгазеты! Просьба собраться в такой-то аудитории такого-то числа». И все.
– И много ребят пришло?
– Да не очень: несколько мальчиков и девочек. Встретили там меня. Мы познакомились, и я объяснил им свою задачу: позор на университет выпускать газету, которую делает какая-нибудь зачуханная сельская школа, давайте будем делать новую вместе. И вы знаете, они согласились. Мы обсудили, о чем писать. Наметили некоторые темы «Университетской жизни». Я обеспечил бумагу краски, чернила.
Однако занимался я этим делом всего один раз. Потому что следующий номер делался под руководством Володи Штерна, который фактически стал редактором газеты. Оказалось, что на комитете комсомола университета его и без меня утвердили на эту должность. Я не возникал, потому что к этому времени было уже по горло работы на кафедре. Мне дали занятия по истории партии, год прозанимался со вторым курсом. А потом оказалось, что и всю свою жизнь провел в среде гуманитарных наук.
– Может ли гуманитарная наука называться именно наукой, а не дисциплиной, как сейчас принято?
– Я думаю, что гуманитарные науки имеют право на существование именно как науки. Вопрос в том, как это делается: как наука или как бабушкины сказки. Это разное, понимаете? Вот естествознание – это наука опытная. Нужно проверить на деле. А в гуманитарных сделать тоже самое очень сложно. Необходимо набрать фактуальную информацию и ее проанализировать. Естественные науки – о природе. Общественные – об обществе, аналитические. И они должны наблюдать, собирать информацию и ее анализировать. У них другой метод.
Текст: Юлия САСЕВИЧ
Фото: Юлия СВИРИДЕНКО и предоставлены героем